— Федоров в своей «философии общего дела» предлагает объединить усилия «ученым и неученым, верующим и неверующим» для преображения не только человеческой жизни, но и природы, всего Космоса. Так вот, эта идея, одна из самых поэтических и прекрасных, что родила человеческая мысль, в то же время вызывает споры и среди православных богословов, и среди ученых-естественников, и философов- материалистов. Как, по-вашему, понимал мыслитель спасение рода человеческого от греха и проклятия смерти?
— Прежде всего надо сказать, что Федоров был глубоко верующим христианином. Регулярно ходил в церковь, исповедовался, причащался. Он считал, что в нынешнем своем несовершенном, «промежуточном» качестве мы и не можем еще по-настоящему увидеть и понять Бога. Вот когда начнем осуществлять Его дело — совершенствовать себя и физически, и духовно, так сказать, онтологически восходить, мы сможем приблизиться к Нему, в надежде когда-то увидеть лицом к лицу.
Теперь о федоровских идеях с точки зрения современного естествознания.
Люди забыли о главном враге человечества — смертоносных силах природы; мыслитель отвергает на второй план социальные, политические проблемы перед практической задачей радикального обеспечения всех здоровьем и жизнью, относится к тем мыслителям и естествоиспытателям, которые признавали внутреннюю направленность природной эволюции к порождению сознания: «Сознание человека или его явление,— писал он,— не было случайным; а было необходимостью для земли, для целого мира, как необходим разум для природы». Регуляция как «правящий разум природы»"должна овладеть способом переустройства самого организма человека, управлением космических процессов, а вершиной будет победа над смертью и воскрешение предков...
То есть речь об идее, к которой Россия вышла еще в ХIV—XV веках — о литургизации целого Космоса? Недаром вы называете Григория Нисского одним из предшественников нашего мыслителя...
— Вообще для него в пантеоне святых первым стоит преподобной Сергий Радонежский, как почитатель Троицы, образец и зеркало деятельного поведения. Федоров развивает предельные, жизнеутверждающие и жизневосстанавливающие традиции Христианской мысли и действительно стоит в ряду таких учителей церкви, как Григорий Нисский, с его идеей апокастасиса, то есть спасения всего мира без всяких исключений, причем ад понимается не как определенное неизвестное - пространство, а как особое состояние длительного очищения от греха. Флоренский, доказывая вечность, бессмертия вещества, участвовавшего в процессе индивидуальной жизни, так же как и Федоров, ссылается на сфрагидацию —теорию Григория Нисского, согласно которой «индивидуальный тип человека, подобно печати и ее оттиску, наложен на душу и на тело, так что элементы тела, хотя бы они и были рассеяны, вновь могут быть узнаны по совпадению их оттискА и печати, принадлежащей душе».
Вообще идея бессмертия осмысляется апостолом Павлом: «Есть тело душевное, есть тело и духовное... не все мы умрем, но все изменимся. Вдруг во мгновение ока, при последней трубе, ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Ибо нетленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие».
Желание бессмертия и воскрешения сопутствует жизни человечества. Иначе откуда идеи «золотого века», поиски «эликсиров бессмертия»? В бумагах Николая Федоровича есть ссылки на книгу французского философа начала прошлого века Шарля Стофеля «Воскрешение». В ней удивительные совпадения с мыслями нашего великого соотечественника!
Не погас огонек федоровских идей и в XX веке. Мимо Федорова, во-первых, не прошла русская революция.
В самом деле, многие восприняли 1917-й не просто как социальный катаклизм, а переворот онтологический, при котором человек сам, без вмешательства высшей силы, построит Новый град, Новое небо и Новую землю. Эсхатологические чаяния выразились в пролетарской поэзии, где высшие задачи и цели революции принимались как преобразование природы и человека, борьба с болезнью и смертью. У Ивана Филипченко в поэме «Эра славы» преображенные люди летают по поднебесью, любовь становится принципом связи всего со всем. Подобное визионерство было очень искривлено неким революционным электричеством эпохи. Акцентировка делалась на человекобожии. Это, разумеется, не Федоров. У него религиозный идеал дает направление научным поискам...
— В результате отказа от этого идеала в реальной жизни развернулась грандиозная утопия, явившаяся ярким доказательством грехопадения человека! Без высшей ценностной ориентации он как бы спроецировал во вне символы бессознательного, проявившиеся в разрушении всего, к чему ни прикоснулся: в хозяйствовании, науке, искусстве, частной жизни. Даже на Космос делает попытки покуситься. Поразительно же заявление одного из героев Платонова: если надо, мы и над мирозданием суд устроим...
— Да, они соблазнились идеей гармонизации мира, думая, что для этого надо немного: уничтожить эксплуатацию человека человеком. Их идеал не посягал на саму природную основу, материально-природный порядок. Вобрав в себя утопические построения нового времени о «земном рае», «городе-солнце», этот идеал в своей сути обнаруживается как безрелигиозная инкарнация христианско-иудейской идеи тысячелетнего земного царства. И там и тут — блаженство в пределах природного порядка; четкая ограниченность спасения, там — для одного народа, тут — для счастливых поколений, доживших до «рая»; наконец, грозно сокрушающее явление Спасителя, там — мессии, царя иудейского, здесь — «железного» рабочего мессии.
Аналитический лот в человеческую природу, в причины зла в ней был опущен неглубоко. Прекраснодушно были закрыты глаза на злую смертную самость человека, на смертные яда страха, отчаяния, нигилизма, демонического вызова. Пока смерть, этот гнилой корень человеческой природы, приводящий (в последнем анализе) к вытеснению и соперничеству на всех уровнях, индивидуальном, социальном, народном, не будет вырван — рай на земле невозможен. Оно так и не вышло к своей высшей эволюционной задаче, которая гарантирует судьбу Жизни и Сознания.
Если этого не понять, то странным покажется, например, неприятие Федоровым Толстого, с его учением о непротивлении, ибо такое непротивление приводит к реакции со стороны государства, к репрессиям и к соответствующей реакции народа, И вот уж мелькает страшный призрак противостояния гражданского: брат на брата. Федоров увидел в Толстом один из истоков будущих бед. Поэтому резко порвал с ним.
— И оказался прав?
— История оглушительно подтвердила его правоту. Россия приняла в свое тело бациллы утопического сознания и, переболев страстью переустраивать мир на неестественных началах," спасла Европу, где это идея родилась. И это был очередной жертвенный подвиг страны. Так она спасла когда-то Европу от татаро-монгольского нашествия.
Так вот, пока эпоха 20-х питает неистовые идеи, последователи Федорова, и прежде всего А. К. Горский и Н. А. Сетницкий, успешно развивают его учение. Впоследствии оба эти выдающиеся мыслители и поэты пали жертвами репрес¬сий. Интересный федоровец Валерьян Муравьев — экономист и философ. У него есть книжка «Овладение временем», где он пытается обосновать идеи воскрешения, исходя из теории относительности и теории множеств. Далее, начиная с 40-х годов, свечечки федоровского учения несли две замечательные русские женщины: историк Екатерина Александровна Крашенинникова и дочь Сетницкого библиограф Ольга Николаевна. Горский из ссылки писал им в виде писем целые философские трактаты. Два сборника выпущены учениками Федорова — в Одессе и Риге. Нашим федоровским семинаром готовится третий выпуск «Вселенского дела».
— Увы, вселенские проекты переустройства обернулись разрушением органической жизни народа. Известный философ М. К. Мамардашвили один из первых обратил внимание на то, чем угрожает нам XX век. Одной из главных и часто скрытой из глаз является антропологическая катастрофа: XX век произвел нечто с самим человеком. С нами то есть. Мы пытались идти по пути Маркса, заметил один из мыслителей, а не по пути Сергия Радонежского или того же Федорова. Как же вернуться на этот путь? Как справиться с апокалиптическим сознанием?
— Пророчества о последних временах, их напряженное ожидание известны почти в каждой эпохе. Это достаточно тривиальные вещи. Нетривиально то, что только сегодня осознается, что истина об Апокалипсисе начинает разительно совпадать с состоянием, в котором очутился мир. Трупные пятна вырождения пошли по телу человечества. Бездны коллективного зла разверзлись в нашем веке, демонические пределы в человеческой природе замечены не только провидцами.
Теперешний человек — существо промежуточное, находящееся в состоянии роста, дисгармональное и п отому глубоко «кризисное». Заклиниться в этом состоянии — значит привести себя и мир к концу. Задача наша — обрести творческим усилием более высокий гармоничный онтологический уровень. Вот альтернатива апокалиптическому состоянию, к которому ныне так легко скатываются. Философ-марксист Э. Ильенков в посмертной статье утверждает, что природа и космос создали человека для своего... самоуничтожения чтобы начать новый космический цикл с нуля. Вот апофеоз нигилистического мышления. В разбавленной форме оно проникает всюду.
Надо сказать, реальная возможность кризиса заложена в нынешнем неоязыческом фундаментальном выборе человечества. Оно заключается в обожествлении природной данности, ее границ, ее закона для человека — в обожествлении его собственной природы. Второе качество — «многобожие», поклонение данности мира в многообразии его сил и стихий, в том числе и темных, погубляющих. «Языческий» тип духовности — архитипически явленный в ренессанской личности — утверждает идеал сложной и противоречивой натуры человека, пусть даже «демонической», стоит за свободу развиваться во все измерения и концы этой натуры.
— Федоровское учение часто критикуют за то, что, кроме религиозно-нравственного, духовного, у нее нет естественнонаучного фундамента...
— Это не так. Еще в середине прошлого века североамериканский биолог и геолог Дана открыл «цефализацию» — так он назвал, проанализировав огромный палеонтологический материал, эволюционную закономерность неуклонного роста, совершенствования нервной системы, головного мозга. Позднее Вернадский ввел это понятие, назвав его эмпирическим обобщением, в научный обиход, Таким образом, в эволюции обнаружился некий как бы духовный импульс, ведущий к порождению все более совершенных и сознательных форм. И этот рост и восхождение на человеке не может закончиться, но он призван рождать из себя высшее существо уже творческим усилием, поиском и трудом.
Сейчас мы очутились в оси времени, когда результаты ошибочного фундаментального выбора человечества разяще очевидны.
— В вашей книге «Преодоление трагедии» есть грустное замечание о мыслителях, которых мы не слышим, хотя их слово нам-то и предназначено! Вы не предполагаете, что Федоров останется впереди нас, как светлая недостижимая мечта? А может прийти и тот, кто воспользуется прелестью его идей и потащит людей в рай...
— Есть три уровня бытия: нормальный, или естественный, противоестественный и сверхъестественный. Мы долго пребывали на втором уровне. Омертвляли ткани жизни, пренебрегая законами экономии, элементарной нравственностью. Наконец мы несколько поумнели, хотим вернуться к норме. Не надо, думаю, доказывать, что накормить-одеть народ не главное. Не надо и «бросать в массы» идеи преображения плоти. Нам необходим период развития, где была бы учтена природа че¬ловека. А далее уж пытаться реализовать элементы федоровского проекта. Восхождение — трансцензус — человека не осуществить из неестественно устроенной жизни.
У Николая Федоровича есть жутковатый образ: блудные сыны пируют на могилах отцов. Предрекая одичание, стал его жертвой... Во время вторых всесоюзных федоровских чтений, состоявшихся в июне прошлого года, мы ходили на место, где было кладбище Скорбящинского монастыря.
Там, где была его могила, теперь детская площадка. Мы установили портрет Николая Федоровича, положили букетики цветов... Трагический символ в том, что неизвестна могила: Федоров предупреждал, что кладбища превратятся в гульбища...
— И все-таки, Светлана Григорьевна, вы, например, можете утверждать, что именно в Федорове опора сегодня, когда так разболтаны устои нашего существования?
— Все, что в жизни работает против забвения, по существу,— делание федоровского дела. Человеку еще предстоит прийти к совершеннолетию, в меру возраста Христа. Мы «одно большое Божие семейство», только разбрелись по лику земли. Мы забыли, что все — братья и сестры.
Неродственность не просто этическая категория, она этико-космическая, уходит в корень бытия, формирует самые его структуры...
Как устранить их? Необходима аналитическая работа, волевое творческое усилие, чтобы понять причины греховности. Скажем, убийца не только тот, кто оставляет труп. Мы убиваем друг друга в споре, дискуссиях, в каждодневных ошибках дома и на работе.
Ведь если вы глубоко усвоили, что мировая эволюция проходит через Землю, которая, возможно, единственный очаг сознания, и весь космос работал для рождения жизни, и потому наша роль особенно велика,— в таком случае вы обязаны помочь другим осознать ее.
Федорову близка заповедь, данная Христом ученикам по воскресении: «Сшедше, научите все языки, крестящее во имя Отца и Сына и Святого Духа!» При этом Федоров говорил, что в этой заповеди научения самого содержания не дано, его должен усвоить человек, пришедший в «разум истины». Бог, утверждал Николай Федорович, учит нас эвристически — то есть до участия в божьем деле мы должны сами додуматься. Какая высокая идея! Человек не может быть марионеткой, чтобы исполнять заранее предписанный план разворачивания метафизических судеб мира, притом с фатальной развязкой.
Не забудем, что братотворение надо по мере сил начинать самому, всюду: на службе, на улице и дома. Стараться внутренне, душевно противостоять «подлому» природному закону, который нас так страстно привязывает к нашим детям и так легко заставляет отталкиваться от родителей и забывать их. Он нас гонит только «вперед» в дурную бесконечность смены поколений и последовательного вытеснения. Чрезвычайно важно воспитывать детей в духе неприятия смерти, не вытравливать в них прекрасно-наивное чувство своего всемогущества («я никогда не умру») и отношения ко всему миру как к родному (все — дяди и тети). Прислушаемся к неслучайной заповеди Христа «Будьте как дети», и не будем стремиться превращать своих детей в жестких, скептических, отравленных тоской и страхом взрослых.
— Вы упоминаете о троичности бытия. Действительно, в «Философий общего дела» Федоров очень много рассуждает об учении о Троице — она лежит в глубине нашей совести, руководит нами во всем, примиряет всех со всеми, обнимая все живущее. Почему же этот закон объединения почти не проявляется в нас?
— Сегодня объединить нас больше всего может, к сожалению, только сознание общего бедствия: разгул стихий, нашествие коварного микроба, угроза космической катастрофы. Тогда нам будет яснее ясного, кто главный враг, и меньше будет причин смещать на ближнего «скрежет зубовный». Я сейчас сознательно не говорю о Церкви, которая на этот вопрос отвечает по-иному.
Федоровское же учение может объединить и верующих и неверующих. Оно дает оптимальный вариант устроения бытия. Порассуждаем.
Если Бог существует, то мы созидаемся активными орудиями его воли. Мы наиболее достойным образом опознаем свою роль как Его сыновей. Сотрудничаем с Ним в преображении мира для перехода в новый тип бытия, который Христос называет Царствием Небесным.
Теперь представим, что Бога нет, по крайней мере такого, каким его представляют теистические религии. Что делать? Впадать в отчаяние? В сатанизм? Но мы же знаем, что Бог создан человечеством как высший образец в идее троичного бытия, нераздельного, неслиянного, питаемого любовью. Человек велик уже тем, что он продумал высший идеал, влекущий к себе для осуществления, и сам призван стать одним из этапов становления Бога. Я убеждена, что Бог, как идеальное духовное начало, затканное в ткань универсума, существует.
— Светлана Григорьевна, вы пытаетесь представить себе человека, преображенного «по Федорову»? Не отягощенного грехами, начиная от первородного?
— Федоров полагал, что это будет существо, способное к естественному тканетворению. Что это значит? Допустим, какой-то особи нужен орган или его модификация. Природа на путях инстинкта в своем «творящем стане» этим свойством обладает. Человек же пошел по пути орудийности. Он делает искусственные приставки к своим органам. Выходит своего рода протезная цивилизация, изнеживающая и ослабляющая каждого человека в его собственных силах и возможностях. Федоров ставит задачу, чтобы человек весь свой ум, выдумку, озарение обратил не на изощрение этих приставок, а на сами органы, их развитие и все большее преображение (чтобы человек мог летать, видеть далеко и глубоко и т. д., то, что умеют пока в микроскопических дозах делать, скажем, йоги), Человек, овладевший секретами того органосозидания, которое доступно природе на путях инстинкта, станет существом полноорганным и самосозидающим. Он будет автотрофным, не пожирающим, не убивающим другую жизнь для пропитания, а с помощью лучистой энергии и элементарных неорганических веществ будет созидать свое тело (как сейчас это умеет растение). Через воскрешение, осуществленное сосуществование личностей вместо природной последовательности, он победит время, а через полноорганность ,умение созидать себе необходимые органы для различных сред обитания достигнет «последовательного вездесущения» и тем покорит пространство. Конец преобразовательной деятельности собо¬ру бессмертных, богоподобных людей фактически не положен, ибо выход в вечность знаменует начало истинно свободного ликующего, бесконечного творчества во благе и красоте, распространенного на всю Вселенную. Уподобление Божественной сущности будет означать овладение его творческой при
родой.
|Читать